Пол АНДЕРСОН — Приключения звездного торговца - Пол Андерсон

— Моя конструкция не предусматривает возможности скучать. Мыслительные функции автоматически поддерживаются в состоянии активности, анализируя данные. Когда новых данных не поступает, я практикуюсь в применении правил игры в покер.

— Что?

— Покер — игра, в которую играют у меня на борту.

— Понятно. Мне очень приятно, что ты так охотно со мной разговариваешь.

— Я проинструктирован не проявлять к вам враждебности. «Проинструктирован» — самое близкое по значению слово в катандарском языке: мне не запрещено отвечать на вопросы и реагировать на ваши слова. Логическое заключение из этого, что я должен отвечать.

Гудженги охватило возбуждение:

— Ты хочешь сказать — если я правильно понял, благороднейший,— что ответишь на любой мой вопрос?

— Нет. Я запрограммирован на соблюдение интересов команды, а наличие войск вокруг меня говорит о том, что наши интересы могут оказаться несовпадающими. Поэтому я не сообщу вам никакой информации, которая может пойти во вред моему экипажу.

Спокойный ответ охладил пыл Гудженги. Он был разочарован тем, что корабль не скажет ему, как делать бластеры. Тем не менее искусный собеседник может что-нибудь выведать в разговоре.

— Но ведь ты не откажешься дать мне совет по делу, ничем не затрагивающему твоих хозяев?

Только завывания ветра, крутившего пыль и пригибавшего к земле кусты, раздавались вокруг, пока корабль обдумывал ответ. Наконец Гудженги услышал:

— Эта проблема почти выходит за пределы моих логических способностей. Я не вижу оснований тебе отказать. С другой стороны, цель настоящей экспедиции — извлечение дохода. Поэтому лучшее решение, к которому я оказался способен прийти,— это брать с тебя плату за советы.

— Но... но как?

— Ты можешь принести меха, лекарственные вещества и другие ценности и сложить их у открытой двери, которую ты, вероятно, видишь. Что ты хочешь, чтобы я для тебя вычислил?

Гудженги в растерянности лишился дара речи. Перед ним открылась возможность невероятно обогатиться, если только удастся придумать... Впрочем... Он вспомнил замечание, сделанное Чи в доме Лалнака как раз перед тем, как ее арестовали.

— У нас распространена игра, называемая акрител,— произнес он медленно.— Можешь ли ты мне сказать, как в нее выиграть?

— Сообщи мне правила.

Гудженги сообщил.

— Да,— ответил корабль,— это просто. Возможности выигрывать каждый раз, не жульничая, не существует. Но, зная вероятность выпадения различных комбинаций, риск можно свести к минимуму: ты должен делать ставки в соответствии с вероятностью и таким образом при достаточно длительной игре окажешься в выигрыше, при условии, что твои партнеры не будут придерживаться такой же стратегии. А они, очевидно, не будут, поскольку расчет «хода пьяницы» требует довольно сложных математических методов. Принеси материалы для письма, и я продиктую тебе расчет вероятности.

Гудженги с трудом сдержал ликование.

— Какую плату ты хочешь за этот совет, благороднейший?

— Я не могу ответить с уверенностью. Позволь мне сравнить затраты и возможную прибыль.

Корабль некоторое время размышлял, затем назвал довольно значительное количество товара. Гудженги завопил, что такая цена его разорит. Корабль ответил, что в этом случае ему не следует приобретать информацию. Он, корабль, не торгуется. Наверняка найдутся другие, которые не сочтут цену чрезмерной.

Гудженги сдался. Ему, правда, придется влезть в долги, чтобы купить так много товаров. С другой стороны, на местном рынке из-за карантина цены упали, и он сможет приобрести нужное по дешевке. А уж потом, когда он вернется из этой глуши в Катандару, где игра идет на настоящие деньги...

— Удалось ли тебе что-нибудь узнать, благороднейший? — спросил офицер-тирут, когда Гудженги направился к городским воротам.

— Да,— ответил он.— Я получил чрезвычайно важную информацию. Мне, правда, придется дать большую взятку, но я оплачу ее из собственного кармана,— ради нашего императора. Аххрр... Проследи, чтобы никто больше не смог разговаривать с кораблем. Его магические силы так легко могут выйти из-под контроля.

— Непременно, благороднейший! — поежился офицер.

Герои приключенческих романов способны выдержать любые душераздирающие испытания без поддерживающих психику лекарств. Обычно без сна, всегда без удовлетворения телесных потребностей они неизменно готовы подвергаться душераздирающим испытаниям снова и снова. Реальные люди для такого не годятся. Даже после примерно двенадцати часов в койке Фолкейн чувствовал себя усталым и разбитым. Он не пострадал во время безумной скачки сквозь порядки императорских войск, но стрелы пели неприятно близко, и Стефа зарубила вражеского всадника за секунду до того, как тот добрался до Дэввда. Потом появились воины Роберта Торна, отогнали противника и провели вновь прибывших в Рангакору. Фолкейну была непривычна такая близость смерти. Его нервы даже и после нескольких часов отдыха все еще были завязаны узлами.

Не помогло и то, что Стефа была особенно очаровательна, показывая ему дворец. Впрочем, надо признать, что здание его поразило. Оно не только было более светлым и воздушным, чем что-либо виденное им в Катандаре, не только поражало красотой; в нем хранились сокровища, созданные столетиями культуры менее воинственной, чем у западного соседа. Здесь даже имелись настоящие двери, подобные тем, которые Дэвид видел на родной планете: бронзовые, покрытые барельефами. Были застекленные окна, имелось центральное отопление.

Осмотрев мастерскую гальванопластики (этот объект королевской монополии находился во дворце), Фолкейн и Стефа вышли на балкон. Дэвид был поражен тем, какого прогресса достигли эти мрачные философы: свинцовые батареи, медные провода, эксперименты с подобием лейденской банки. Теперь он вполне мог понять, почему здешнее общество оказалось людям ближе, чем Катандара.

— Святой Джеро, вон сам Торн и с ним король! — воскликнула Стефа.

Она подтащила Фолкейна к перилам балкона, где остановились правители.

Двое стражников держались позади. Это были дружелюбные молодые парни, но они никогда не оставляли Дэвида одного, а их оружие было всегда наготове.

Торн опустил медную подзорную трубу, через которую он осматривал позиции противника, и кивнул:

— Этот лагерь выглядит неряшливее с каждым днем. Они деморализованы, это ясно.

Фолкейн посмотрел в том же направлении. Дворец представлял собой изящное здание с множеством окон, высотой в несколько этажей. Он не был обнесен стеной, вокруг него расстилались сады, а дальше начинался город. Как и Катандара, Рангакора была невообразимо древней, и большинство ее зданий были построены из камня. Но дома выглядели симфонией белых, золотистых, красных тонов. Они были обращены к внешнему миру, а не замкнуты на себя, как в Катандаре, и своими грациозными пропорциями и острыми черепичными крышами несколько напоминали постройки раннего Ренессанса на Земле. Довольно широкие мощеные улицы были заполнены крошечными на расстоянии пешеходами, до Фолкейна доносился отдаленный скрип колес и стук копыт. Струйки дыма поднимались к небу, на котором виднелись немногие легкие облачка. На заднем плане громоздились, уходя ввысь, серо-голубые горы, увенчанные могучей вершиной Гундры, снежная шапка которой сияла золотом в свете вечного заката. Справа был виден водопад, над которым в водяной пыли играла радуга; поток устремлялся к Чакоре, ярко-зеленой и плодородной.

Взгляд Фолкейна остановился на осаждающих. За пределами города плато усеивали палатки и костры, паслись стада верховых зандар, солнечные лучи блестели на металле оружия. Должно быть, Джадхади прислал сюда много войск, узнав о восстании.

— Мне все-таки кажется, что ваша вылазка была бы безрезультатна — они слишком превосходят вас числом,— сказал Фолкейн.

Роберт Торн засмеялся. Это был приземистый человек с всклокоченной бородой и пронзительными голубыми глазами. Старые боевые шрамы и меч в потертых ножнах плохо сочетались с вышитой пурпурной туникой и шелковыми штанами.

— А нам некуда спешить,— ответил он юноше.— У нас довольно продовольствия — больше, чем им удастся наскрести у местных крестьян. Пусть себе посидят перед стенами. Может быть, тем временем прибудут остальные эршока. Если нет, то к следующему сумеречному периоду осаждающие совсем оголодают, у них начнутся болезни, да к тому же они почти ничего не будут видеть. Тогда мы их и опрокинем. Они сами это знают. Потому-то в лагере такое уныние.— Он повернулся к щуплому рыжему молодому икрананкцу в оранжевом одеянии и позолоченной диадеме: — Король Урсала, это тот самый человек из другого мира, о котором я тебе говорил.

Монарх наклонил свою птичью голову.